Как клинический психолог я была заинтересована в средствах диагностики и понимания различных психических состояний на уровне более дифференцированном. А как клиницист – в том, чтобы сделать свою практику более гибкой по отношению к людям с разной степенью психического страдания.
На одной из конференций моя заинтересованность совпала с аналогичным стремлением другого специалиста - психоаналитика Валентина Бабиченко - в вопросе сопряжения теории с практикой. Наша обоюдная ориентация на расширение клинического кругозора переросла в идею о взаимном переводе и сопоставлении двух дискурсов: психиатрического и психоаналитического. В ходе наших обсуждений постепенно возникало более объемное восприятие нашей индивидуальной работы и появление особого языка дифференциальной диагностики.